Неточные совпадения
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“ Бросилась
к дверям, двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила
к нам, ударила мою Олю два раза в щеку и вытолкнула в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура, в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на
лестницу: „Ты сама
к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она в лихорадке пролежала,
бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „В суд, говорит, на нее, в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут в суде возьмешь, чем докажешь?
Бал расстроился, и публика цветной, молчаливой волной поплыла
к выходу. Привалов
побрел в числе других, отыскивая Надежду Васильевну. На
лестнице он догнал Половодову, которая шла одна, подобрав одной рукой трен своего платья.
Висленев, не смущаясь, отошел; еще несколько раз прошелся из конца в конец комнаты и потом, тихо приблизясь
к двери, осторожно вышел и
побрел по темной
лестнице в свою мансарду.
На
лестницу он уже не присаживался и не заходил в сени, а
побрел дальше
к спуску, где теперь деревья пошли световыми пятнами под ласковыми лучами солнца: оно проглядывало то и дело из-за ползущих медленно облачков.
Юрка остановил свою машину, вяло
побрел в столовку. По проходам и
лестницам бежали вниз веселые толпы девчат. Девчата, пересмеиваясь, стояли в длинных очередях
к кассе и
к выдаче кушаний. Буро-красные столы густо были усажены народом, — пили чай, ели принесенный с собою обед или здесь купленные холодные закуски (горячие блюда в заводской столовке не готовились, — пожарная опасность от огня: бензин). Весело болтали, смеялись, спорили.
— Ушиб немного висок… упал с
лестницы… пройдет… Но отец, отец! ах, что с ним будет! Вот уж сутки не пьет, не ест, не спит, все
бредит, жалуется, что ему не дают подняться до неба… Давеча
к утру закрыл глаза; подошел я
к нему на цыпочках, пощупал голову — голова горит, губы засохли, грудь дышит тяжело… откроет мутные глаза, смотрит и не видит и говорит сам с собою непонятные речи. Теперь сидит на площади, на кирпичах, что готовят под Пречистую, махает руками и бьет себя в грудь.